вам не купцов шарпать!
— Вы сдохнете, неверные собаки! — красивое лицо бея перекашивается, он с удивлением ощупывает вышедшую из груди стрелу — и гаснет немытое стеклышко, тускнеет и пропадает ожившая гравюра. Закрывает Егор читанную в детстве книгу про морского сокола, и хочет вернуться к взрослым делам, к своему бронекостюму — наконец-то доведенному! — и снова не отпускает его Верхнее Небо, не кончается медитация. Смотрят с конской головы восемь глаз — где такое бывает наяву? У Одина, помнится, восьминогий конь был. А восьмиглазый что символизирует? Да еще и говорящий?
— Вы… Сдохнете! — на хорошем английском шипит Хранительница. — Я из северной стаи! Мы конвой Тумана раскатали!
— Так это за твою химе у меня гривна на шее?
Выпад — конеголовая тварь ловко подставляет клыки — тяжелое копье рикошетит в шпангоут.
— Мостик чист! Принимайте пассажиров!
— Беркана — всем. На радаре движение крупной массы к югу в десяти милях. Ускорить погрузку. Тридцать-ноль-красная!
— Есть Нулевая красная!
— Добивай приму, живо на борт!
— Эй, почему не все! Где еще двое?
— Тигр-четыре — Беркане. Что там?
— Есть тигр-четыре. Пилоты не все, механик не вышел. И нет пассажира.
Пассажира Хранительница сжимает парой средних лап. И еще одной парой сжимает какой-то бочонок. Наверное, вынюхала что-то ценное и небольшое в грузе. Редкоземельное там, или сверхтекучее… Проломив крышу корпуса, тварь вытягивается вверх, чтобы ухватиться за края трещины и расширить ее для ударов. Потолок салона уже снесен по всей длине, дюралюминий выщерился в небо зубастой короной. Еще чуть-чуть — и начнут стрелять Младшие, настоящим корабельным калибром. Тут-то береговые попляшут! Хранительница смеется: драгоценный огонек все еще у нее. А как сияет! Чувства? Еще какие! Даже из береговых можно извлечь пользу!
— Третья — товсь!
— Да похрен, что пассажир зек проклятый. Это наш зек, нам его и казнить! А не этой письке с клешнями!
— Тиграм — захлопнуть пасть и очистить объект. Все на борт!
— Механик еще не вышел!
Механик у ошметков пульта гидравлики — десантник держит его за правое плечо. Левой рукой механик накрывает уцелевшие кнопки привода, словно берет аккорд.
— Вот же рояль, — бормочет он, вдавливая все сразу. — Ну так что же теперь, сдохнуть ради правдоподобия?
Где-то под ногами лязгают створки трюмного люка — и Хранительница, уже рванувшаяся было к небу, содрогается по всей длине, вытягивается громадным восклицательным знаком, на миг застывая в равновесии. Рев затопляет наушники:
— Вы умрете! Умрете! Умрете все!
— Третья!!!
Третья, которую на крыле держат за пояс «Тигры», спокойно и быстро забивает в тело Хранительницы три гарпуна — правой, левой, правой. Нулевая подшагивает до края пролома — и просто ставит свое тяжелое копье острием к небу.
И конская голова не удержавшей равновесие твари надевается точно на рогатину — как медведь, горлом!
— Все умирают, — крутит головой механик. — Не все живут перед этим. Спасибо, хлопчики, что дали досмотреть кино до конца!
Докатился калейдоскоп до затворной задержки, до характерного щелчка. Кончилось кино. Без титров, тут вся хроника такая. Бесповоротная. Тает картинка — видна только памятная доска на бетоне мола. Двадцать третье апреля. День Святого Георгия.
— Георгий, на связь!
Наконец-то инструктор!
— Я не Георгий, я Егор. Это же разные имена.
— Что так, что этак — Егорий.
Цветные стеклышки сходятся без промежутков, мозаика складывается. На секунду, на мгновение, на движение век — шевелятся к горизонту пальцы-стволы, и тело сдвигается чуть боком — лагом, от воздействия течения в борт; и болит ребро — там, где край мола перепиливал сперва кранцы, а потом обдирал обшивку. В ушах короткий треск морзянки.
Выдох — и все исчезает.
Егор заходит в ложемент, подключает костюм к базовому питанию и уверенно меняет оружейные модули. Металлорезки сдать, на прототипе не было. И ничего совершенно похожего, не та эпоха. Зато башен еще несколько прибавить. Зарядные короба. Был носовой таран — берем тяжелое копье. Вес вырастет — ну и черт с ним: тушенка — сгущенка — тренировка, сила тоже увеличится. Теперь ходовой блок…
Да — имя же!
Парень выбирается из обвеса, нащупывает на полочке маркер. Светящиеся буквы по правому наплечнику. Неровно… Руки дрожат, вот почему неровно.
Крейсер флота ее величества — HMS Vindictive.
Раньше люди призывали канмусу — теперь канмусу (или то, что стоит за ними) призывает людей. Вот и весь секрет, вся разница. Просто, как розетку лизнуть.
— … На землю храбро того низвержет!
Кроме обретенного Позывного — ни чувств, ни мыслей; столбом Егор посреди ангара, и в Прямой Кишке над входом гаснет уже красный транспарант. Испытание пройдено — чего тут нельзя было пугаться? Егор на ватных ногах идет к выходу — а недосмотренное им кино продолжается в тысячах километров юго-восточнее. Толкутся мелкие волны, стянутые пленкой светящейся взвеси. Экраноплан уже практически под водой, и пробитая Хранительницей дыра выглядит полыньей, а треугольное крыло — льдиной вокруг.
— Беркана — всем. На борт! На борт! Через три минуты здесь будет стая — до полутора тысяч!
Человека нигде не видно: похоже, агония твари превратила его в фарш… Нулевая быстро давит продолжение мысли. «Хотя бы у нас нет потерь. Хотя бы у нас.»
— Отряд?
Семь зеленых огоньков.
Семь! Все-таки не восемь! Тенрю, как бы здорово ты тут развернулась! Могли бы, наверное, и экраноплан спасти, одного лития на год работы…
Но — зеленых! Все-таки зеленых!
— Нулевая — Третьей!
— Есть Нулевая.
— Я вижу этот бак, он тут плавает.
Ну хоть чего-нибудь спасти, раз весь груз не вышло:
— Подцепи его, только аккуратно. Проверь, не активный? Беркана — Тридцать-ноль. Все закончено.
— Есть Беркана. Можем взлетать, но только сперва очистите этот бак от взвеси, я даже в камерах вижу, какой он липкий и противный на ощупь.
— Третья?
— Ободрала ножом, как успела. Дальше воздушная завеса осыплет.
Первая валькирия — Дагаз — уже развернулась и взлетает. Она загружена штурмовой группой и спасенным экипажем треугольного крыла. Вторая валькирия — Ингуз — подобрала обе девятки резерва, седьмую и двенадцатую. А Беркана принимает отряд номер тридцать. Аватара стоит на откинутой погрузочной площадке, помогает подняться выложившимся канмусу.
— Отряд, всем второй тюбик. Немедленно!
— Раскомандовалась, — ворчит Седьмая. — Нет бы спасибо сказать. Только и слышу: ешь, молись, руби!
Но ругаться неохота даже ей: без потерь!
Операция закончилась без потерь. Пассажир экраноплана разве — но пилоты говорят, мудак был редкостный, жалеть нечего. Профессионалы понимают, что большой заслуги тридцатого подразделения тут нет. Просто повезло. С другой стороны — у начальника Владивостокской Школы есть личные дела всех канмусу, а в каждом личном деле —